Том 1. Записки покойника - Страница 172

172

Борис Самойлович Христи. — Как пишет В. Левшин, за этим персонажем стоит колоритная фигура караима Сакизчи, управлявшего домом при Пигите и «оставленного в той же должности после революции по причине своей полной незаменимости».

…надпись… «Рабкоммуна». Во всех 75 квартирах оказался невиданный люд. — Из воспоминаний В. Левшина: «Перемены, которые принесла революция, не могли не коснуться и дома Пигита. Постановлением районного Совета из дома выселены „классово чуждые элементы“. Взамен исчезнувших жильцов появились новые — рабочие расположенной по соседству типографии… К этому времени относится знаменательное событие в послереволюционной истории дома: он становится первым в Москве, а может быть, и в стране домом — рабочей коммуной. Управление, а частично и обслуживание переходят в руки общественности…» (Там же. С. 172).

…сберегите мне дом, пока все это кончится… — Мысль о том, что скоро «это кончится», не покидала Булгакова многие годы, особенно в начале и середине 20-х гг. Он полагал, что «возвратная операция» в России возможна.

— Нилушкина Егора туда вселить… — И этот персонаж не был загадкой для В. Левшина. Он вспоминал: «А Нилушкин Егор — представитель домовой общественности, облеченный титулом „санитарного наблюдающего“? Спросите старожилов, и вам сразу же скажут, что это известный всему дому Никитушкин, личность комическая, чьи грозные предупреждения („Которые тут гадают, всех в 24 часа!“) не испугали бы даже ребенка» (Там же. С. 181).

Бич дома, Пыляева Аннушка… — Реально существовавшая в доме Пигита Аннушка Горячева, ставшая в произведениях Булгакова фигурой нарицательной. Писатель не случайно так часто показывает ее в самых различных ситуациях, ибо видел в таких аннушках беспросветную русскую темноту и дикость. Порода аннушек и шариковых оказалась чрезвычайно живуча.

Столица в блокноте

Фельетон написан в ноябре 1922 г. Впервые опубликован в газете «Накануне» в нескольких номерах: 1922. 21 декабря (гл. I–II); 1923. 20 января (гл. III–IV); 9 февраля (гл. V–VII); 1 марта (гл. VIII–XI). С подписью: «Михаил Булгаков».

Печатается по тексту газеты «Накануне».

Сменовеховская газета «Накануне», открытая в Берлине 26 марта 1922 г. (московская редакция этой газеты была образована в июле того же года), сыграла значительную роль в творчестве Булгакова. В ней он поместил около двадцати фельетонов, рассказов, очерков. Основное внимание в своих корреспонденциях писатель обратил на налаживание жизни в столице после нескольких лет разрухи. Алексей Толстой, редактировавший воскресное «Литературное приложение» к «Накануне», после первых же публикаций неизвестного писателя в газете стал требовать от московской редакции «больше Булгакова». Юрий Слезкин оставил короткие, но важные воспоминания о том времени. Вот они: «Вскоре появилась в Москве сменовеховская газета „Накануне“ и открылось ее отделение в Гнездниковском переулке. Мы с Булгаковым начали сотрудничать там, приглашенные туда Дроздовым (напомним, что Слезкин, Булгаков и Александр Дроздов сотрудничали во владикавказской газете „Кавказ“. — В. Л.). Здесь Булгаков развернулся как фельетонист. На него обратили внимание, издательство „Накануне“ купило его „Записки на манжетах“, да так и не выпустило… Тогда у нас собирался литературный кружок „Зеленая лампа“ — организаторами его были я и Ауслендер (С. А. Ауслендер, 1886–1943, писатель. — В. Л.), вернувшийся из Сибири. Ввел туда я и Булгакова… Булгаков точно вырос в один-два месяца. Точно другой человек писал роман о наркомане. Появился свой язык, своя манера, свой стиль…»

Эти свидетельства Ю. Слезкина важны еще и потому, что в момент их написания (1932) бывшие друзья уже не встречались друг с другом, успев до этого обменяться язвительными уколами. Но надо отдать должное Ю. Слезкину, который, обижаясь на бывшего друга (и ученика) и несколько завидуя ему (это несомненно), оставался объективным в оценке булгаковского творчества. Объективным и верным, отмечая главное, а не второстепенное в творческом движении Булгакова.

Он — нэпман и жулик. — Приветствуя оживление в жизни столицы, Булгаков в то же время с глубочайшим презрением относился к новоявленным богачам, миллиардерам и триллионерам, разбогатевшим на нищете большинства людей. Писатель знал цену «трудовой копеечке» и с ужасом смотрел на все пороки так называемого нэпа, иногда даже преувеличивая его темные стороны. В этом смысле характерна его дневниковая запись от 23 декабря 1924 г.:

...

«Самым чудовищным из всех рассказов Василевского (Василевский (Не-Буква) И. М., писатель, издатель, бывший муж Л. Е. Белозерской, второй жены Булгакова. — В. Л.) был рассказ о том, как Френкель, ныне московский издатель, в прошлом раввин (вероятно, и сейчас, только тайный), ехал в спальном международном вагоне из С.-Петербурга в Москву. Это один из крупных узлов, который кормит сейчас в Москве… работающих по книжному делу. У него плохонькое, но машинно налаженное дело в самом центре Москвы, и оно вечно гудит, как улей. Во двор Кузнецкого переулка вбегают, из него убегают, собираются. Это рак в груди. Неизвестно, где кончаются деньги одного и где начинаются деньги другого. Он очень часто ездит в Петербург, и характерно, что его провожают почтительной толпой…»

Конечно, в этой записи чувствуются и политические мотивы (Френкель издавал большевистские агитки!), но новый спекулятивно-воровской «капитализм» Булгакову был явно не по душе. И совсем не в этом писатель видел возрождение России. Да, он был за возвращение «старого порядка», но нэп не имел к нему никакого отношения; это была карикатура на прошлое, и не более того.

172